Меню
RU EN
cesras@cesras.ru

+74959585856

Связаться с нами
Поиск по сайту

МИЛИЦА ЭДВИНОВНА МАТЬЕ (1899–1966)

Matt_1.gif.jpg


Имя Милицы Эдвиновны Матье так прочно ассоциируется с Египтом, что часто даже не отдаешь себе отчета в ее принадлежности к тому поколению египтологов, из которых одни и вовсе не повидали страны, изучению которой посвятили жизнь, а другие смогли побывать там только под старость. Каково было заниматься жарким Египтом в сыром и темном в зимнее время Ленинграде? Милица Эдвиновна сделала за свою жизнь так много, и тексты ее дышат такой энергией, что и в голову не придет задуматься о драматизме ее существования, а ведь она с детства была мучительно больна туберкулезом позвоночника. 


Почти вся жизнь Матье связана с Эрмитажем. В 22 года, в 1921 г., она стала там научным сотрудником; с 1933 по 1949 г. (с перерывом в военные годы, когда работала заместителем директора по научной части) она возглавляла отделение древнего Востока, затем — весь отдел Востока, с 1953 по 1965 — отдел зарубежного Востока. Достаточно взглянуть на выпуски «Трудов отдела Востока Эрмитажа», чтобы оценить тот объем и ту многопрофильность научной работы, которую приходилось направлять и координировать М. Э. Матье. 


Но, пожалуй, только музейный работник может вообразить и оценить количество чисто хранительских и экспозиционных забот, ложившихся здесь на плечи сотрудников и руководителей подразделения или отдела. Время работы Матье в Эрмитаже — это годы, когда Эрмитаж расширился от собственно музейных помещений на весь комплекс дворцовых зданий, когда производились непрестанные архитектурные реставрации, реконструкции, ремонты; ликвидация одних помещений и восстановление на их месте прежних или сооружение новых (к новым принадлежит как раз Египетский зал Эрмитажа). Сколько это влекло за собой передвижений экспонатов и связанных с ними трудов! Поэтому, вспоминая заслуги М.Э. Матье как ученого, не забудем и об ее деятельности музейного работника, организатора музейного дела, научного руководителя. 


Вспомним и о том, что еще в 20-е гг. она преподавала египетский язык и литературу. Помимо научных работ ею написаны различные научно-популярные книги: «Настоящее, прошедшее и будущее календаря» (1931 г., в соавторстве с Н.А. Шолпо), «Что читали египтяне 4000 лет назад» (1934 и 1936 гг.), повести для детей «День египетского мальчика» (1954 и переиздания) и «Кари, ученик художника» (1963)… Многие из нас наверняка запомнили имя Милицы Эдвиновны Матье еще в школьном возрасте — и это замечательно, когда специалист такого уровня, как она, охотно и интересно пишет даже детские книги. 


Матье родилась в Петербургской губернии в семье обрусевшего англичанина. Окончила женскую гимназию в Кронштадте (в 1918 г.). Поступила на Высшие женские курсы в Петрограде, которые вскоре слились с университетом. Еще до его окончания стала научным сотрудником Эрмитажа. В университете она еще слышала лекции Б.А. Тураева. Основные курсы для египтологов вел в университете В.В. Струве. Во второй половине 1920-х — первой половине 30-х гг. Матье — активный член Египтологического кружка, собиравшегося сначала при Университете, а затем при Эрмитаже; участница литографированных сборников кружка. Примерно с 1930 г. она уже зрелый исследователь, научные статьи которой заслуженно переиздаются по сей день. Вот некоторые из них: «Формула m rn.k («в имени твоем»)», «Тексты пирамид – заупокойный ритуал», «Роль личности художника в искусстве древнего Египта», «Из истории семьи и рода в древнем Египте»; «Хеб-сед», «К проблеме изучения Текстов пирамид», «Древнеегипетский обряд отверзания уст и очей», «Проблема изучения Книги мертвых». 


Ею изданы два варианта книги «Мифы древнего Египта» (1940 г. и 1956 г. — под названием «Древнеегипетские мифы»), обобщающие труды по искусству: «Искусство Среднего царства» (1941 и 1947 гг.), «Искусство Нового царства» (1941 и 1947 гг.), капитальная работа «Искусство древнего Египта» (1961 г.), не говоря уже о меньшей книге на ту же тему, разделах и главах в коллективных курсах по истории искусства, участии в изданиях наполовину альбомного, наполовину каталожного типа. Добавим написанные в соавторстве с К.С. Ляпуновой книги «Греко-римский и византийский Египет» (1939 г.) и «Художественные ткани коптского Египта» (1951 г.). И, наконец, вышедший уже после ее смерти научный каталог: И.А. Лапис и М.Э. Матье. «Древнеегипетская скульптура в собрании Государственного Эрмитажа» (1969 г.) — ценный и сам по себе, и своей замечательной первой, некаталожной частью, посвященной анализу назначения памятников египетской скульптуры, ее типологии и технике работы скульпторов. 


Многие работы Матье по жанру подходили к справочно-лекционным. Ей случалось, особенно в искусствоведении, повторяться, излагать по заказу издательств одни и те же основные факты и мысли в большем и меньшем объеме. Но элемент исследования всегда присутствовал в ее обобщающих и даже научно-популярных книгах и очерках, и, просматривая их друг за другом, видишь, как меняются и углубляются ее концепции. При этом, излагая сложные проблемы, Матье следовала доброй традиции XIX века и писала максимально доступно даже для неспециалиста. И наоборот, рассчитанный на самую широкую публику текст она насыщала большим объемом научного материала. Ее исследовательская по существу книга «Во времена Нефертити» (1965 г.) вообще написана в научно-популярном жанре. Особенно ценным вкладом Матье в общую культуру нашей страны является уникальная подборка ее переводов в составе книги «Древнеегипетские мифы». 


М.Э. Матье была доктором исторических наук с 1945 г., профессором — с 1947 г.; в 1922–26 гг. и 1946–50 гг. она преподавала в Ленинградском университете. Матье умерла на 67-м году жизни. Еще несколько лет после этого выходили из печати ее ранее не опубликованные работы. 


В предисловии к недавнему изданию избранных трудов Матье А.О. Большаков написал среди прочего: «М.Э. Матье была ортодоксальным марксистом и высокопрофессиональным египтологом» (С. 20). Вторая часть этого утверждения неоспорима, а вот первая наводит на размышления. Конечно, опубликованные работы Матье не были в конфликте с марксизмом — да и как бы они иначе попали в советскую печать? Но, думается, Матье была не бoльшим марксистом, чем, скажем, Гизо или Ипполит Тэн, Веселовский или же Э. Тэйлор, а если брать более новых авторов (рубежа веков), то Джеймс Фрезер. Дело в том, что К. Маркс и Ф. Энгельс в области этнографии, истории религии — всего того, что сейчас называют культурологией — опирались на выводы современной им науки. Так что официальное господство марксизма в нашей стране в годы научной деятельности Матье способствовало консервации ряда господствовавших в XIX веке и вовсе не марксистских по своему происхождению историко-культурных концепций. Из новых идей усваивались преимущественно те, которые не противоречили им. Поэтому говорить надо не о марксизме Матье, но о ее следовании научным традициям XIX века. 


Скажем сразу, в этих традициях было много замечательного и, вопреки давлению политического режима, они вовсе не только тормозили при Советской власти развитие отечественных гуманитарных наук. Случалось и наоборот. Так называемый социальный заказ требовал, например, от историков Древнего мира социально-экономических исследований; совсем не марксисты их начали первыми. Скажите: не будь этой традиции, имели бы мы, например, замечательные труды Ю.Я. Перепелкина о собственности в древнем Египте, написанные, как он сам признавался, на заказ? 


Школа, к которой принадлежала М.Э. Матье, сохраняла изрядную долю позитивистских традиций и спокойного скептицизма. Именно это позволило Матье в свое время блестяще поставить и разрешить, например, вопрос о порядке чтения «Текстов пирамид». И это же заставило ее, установив, что названные тексты фиксируют заупокойный ритуал; а их запись, по понятиям египтян, очевидно, магически закрепляла действие ритуала, — воздержаться от дальнейших гипотез. По внутренней склонности к позитивизму и к доказательности она удерживалась и от крайностей восходящей к работам Г. Масперо теории о магическом назначении памятников египетского искусства. 


Мало кто знает, что под конец жизни Матье пришла к свежим и неординарным выводам в отношении заупокойного культа древних египтян. Еще в 1961 г. она делала традиционный для египтологии акцент на обязанностях живых перед умершими. Позднее она нашла убедительные свидетельства о существовании у египтян веры в обратную связь, в заботу умерших о живых. И в написанной ею совместно с И.А. Лапис книге «Древнеегипетская скульптура в собрании Гос. Эрмитажа» читаем, что в основе древнеегипетского заупокойного культа лежат «отношения, обусловленные «взаимной выгодой» живых и умерших» (С. 14). Этот пример свидетельствует о развитии научных взглядов Матье, а стало быть, и богатстве ее исследовательского метода. 


У Матье были, конечно, работы и более оригинальные, и менее удачные. Скажем, при всей ценности ее статьи о хеб-седе, она в целом следует сравнительно давней концепции Ф. Питри и Дж. Фрезера. Самой солидной книгой М.Э. Матье является упомянутая «Искусство Древнего Египта» 1961 г. Не следует упрекать ее автора в том, что Матье будто бы искала в египетском искусстве реализма, «которого там не может быть». Вспомним, что в те же годы выдающийся московский искусствовед Б.Р. Виппер, сдав в издательство рукопись о проблемах условности в итальянском искусстве XVII в., в конце концов был вынужден издать ее в изуродованном виде под названием «Проблема реализма в итальянском искусстве XVII в.» 


И все же большие ученые даже в подобной ситуации остаются большими учеными. Честь им и память за то, что они выстояли, за то, что сделали для науки и культуры, и даже за то, чего сделать не успели, но появлению чего после них способствовали своим творческим влиянием. 


А.Н. Баранов

* Текст приводится по изданию «История и культура древнего и раннехристианского Египта». М., 2001. С. 11-15